Марфа - апа

Борис Милицын

Ее называли «Марфа-апа»

 Кто остается в памяти людской? Как правило - люди известные и знаменитые, чьи имена на слуху. Но порой вечной зарубкой в памяти откладываются воспоминания о самом простом человеке. Вот, например, целые легенды ходят в деревне Камаево Высокогорского района Республики Татарстан о Марфе Трифоновой.

Звали ее все Марфа-апа, поскольку татарским владела не хуже, чем родным языком. Вдова русского солдата, сгинувшего на войне, она много рассказывала мне о своей жизни, да и односельчане – свидетели многих интересных штрихов ее биографии, в которые порой невозможно и поверить свои добавления вносили.

На берегу Казанки расположена старинная деревня Камаево. Здесь многие годы жила Марфа Григорьевна Трифонова. Родилась она на рубеже веков в маленькой деревеньке Русская Айша в том же Высокогорском районе. Вышла замуж за работящего мужика Евлентия, который в 30‑ые годы был председателем колхоза. Марфу даже избирали в сельсовет, хотя была она абсолютно неграмотная. Родила Евлентию детей целый десяток, но выжили только трое. А сам Евлентий погиб в начале 1942 года в бою за Москву.

Многое рассказала мне Марфа о своей тяжелой судьбе, еще больше я услышал от сельчан. В работе ей не было равных. С рассвета дотемна она в поле. Маленькая, кряжистая, всегда впереди: «Поспешите, бабоньки, не отставайте, догоняйте!»

Русские слова при этом чередовались с татарскими. За хорошее знание татарского языка в окрестных селах ее звали не иначе как Марфа-апа. И сегодня очень пожилые татарочки, покачивая головой, вспоминают подружку – русскую Марфуню.

Будучи молодой, ходила Марфа пешком в Казань за 40 км: в город, на базар – с молоком, обратно – с подарками детям. Позже стала ездить в переполненных составах, часто на подножке. Брала с собой до 7 четвертей молока, а это 30 кг груза. Однажды не удержалась, сорвалась на ходу, полетела на насыпь. Но, видимо, родилась в рубашке – осталась жива - целехонька.

Когда за трудодни стали выдавать зерно, она закидывала 40-килограммовый мешок за спину и шагала на мельницу за 4 версты. Свою совсем неженскую сноровку проявляла не раз. Как-то на дороге ей повстречалась телега с сеном. Лошадь не слушалась, и возница-подросток никак не мог свалить сено. Со словами «Шалишь, кобылка!» Марфа-апа повернула взбесившуюся лошадь за узду поперек телеги, поддала ее плечом и перевернула воз!

Война научила баб стряпать оладьи из мерзлой картошки вперемешку с колючим овсом, пахать на коровах, топить печку кизяками (коровьими лепешками). Не было электричества, трудно было с керосином. Но Марфуня была сильна и телом, и духом. Даже все свои роды принимала сама, перекинув вожжи за балку-матку в сенцах.

В своей большой семье Марфа была генералом. Но, будучи женщиной строгой, основную работу по дому до самого преклонного возраста брала на себя: вставала на заре, ходила за скотиной, провожала детей в школу за 5 км, а затем бежала в поле.

Доброта в ней сочеталась с редкой отчаянностью, риском. Рассказывали, что еще девушкой спасла она жизнь собственной матери. У той от неправильного лечения началась гангрена ног. Лежала в страшных предсмертных мучениях. Марфуня – страшное дело! – решилась сделать «операцию» сама. Обмыла ноги матери самогоном и отрезала ножницами фаланги пальцев. Мать выжила!

Отличалась Марфа и в работе с топором, пилой. Вместе с сыном они восстановили старенький домик в Камаево, сделали пристрой, покрыли двор.

Любила Марфа повторять: «В любом деле рук жалеть не надо». Но порой тихо причитала: «Рученьки мои, рученьки, и куда же мне вас положить?! И чем же мне вас натереть?!»

Бывало, без работы Марфа-апа часа не просидит – и все у нее ладится, получается. «Руки – они всему скус и вид делают», – говаривала старушка. Человеком она была верующим, но без фанатизма. Любила погулять в престольные праздники, принять гостей. Родня большая – народ голосистый, удалой. С виду очень строгая, Марфа-апа зла ни на кого не держала.

«Устала я, устала, работы сделала – целой артели впору», – эти слова она часто повторяла на 87-ом, последнем году жизни. С тех пор прошло много лет. Жизнь изменилась – и в магазинах всего завались. А дети и внуки Марфы до сих пор не могут забыть пряников и конфеток, которые она привозила из города – у них был какой-то особенный, ни с чем несравнимый вкус.

На мемориальной стеле в деревне Камаево одних только Трифоновых – четыре человека. Среди них – муж Марфы Евлентий, его дяди и братья.

В стареньком домике, в сенцах долго стоял древний сундучок, принадлежащий Марфе Трифоновой. После ее смерти, разбирая в кованом сундучке многочисленные баночки, коробочки, узелки, мы с женой – ее дочерью, нашли много документальных доказательств, без преувеличения, тяжелейшей, кабальной жизни колхозников в стране «победившего социализма».

Мы долго вспоминали труднейшую жизнь простой, неграмотной крестьянки, вдовы погибшего воина, оставшейся с тремя детьми на руках; жизнь, характерную для всего сельского населения страны. Хозяйство было невелико: барашек, коровенка, да десяток кур.

В моих руках десятки справок, квитанций. «Оброк» с каждого крестьянского двора был строго регламентирован: по земельному наделу, количеству душ в семье, включая младенцев.  Тянулся он со времен НЭП и назывался продналогом.

Колхозник жил со справкой, без паспорта и не имел права уйти из деревни. Даже поехать учиться можно было только с письменного направления руководства. Но этого мало, его еще обирали, как липку. На трудодни ничего не выпадало. Деньги знали только по базару. Лишь в середине 50-ых годов колхозники стали получать грубое зерно, овес. На них не распространялось нормированное снабжение продовольствием по карточкам. На трудодни приходились лишь крохи. Не случайно их в народе называли «палочками». Основным источником питания было личное подсобное хозяйство, которое облагалось очень высоким налогом.

Голод, холод, тяжелый труд от зари до зари, эпидемии – все пришлось пережить сельчанам. Первое послевоенное пятилетие было крайне неблагоприятным по погодным условиям. Деревня находилась в жестких тисках аграрной политики руководства страны. Крестьянин – куда деваться? – терпел. Норма налога на картошку определялась количеством земли, поэтому почти ничего и не сажали в огороде, кроме нее. Но и ее не хватало. Например, с 20 соток земли надо было сдавать до 180 кг картофеля. Яиц ежемесячно относили по 10-20 штук, независимо от того, сколько кур во дворе. Буренка во дворе? Сдавай по 10-30 кг мяса ежеквартально. И шерсти клок, даже если у тебя никогда не водились овцы и козы, примерно до килограмма. Хоть купи на базаре, но сдай. Не забыли в оброке и молоко с маслом. И все это строжайше, регулярно, под страхом наказания, вплоть до 1958 года.

Резкое повышение сельхозналога было введено весной 1946 года, увеличены денежные сборы от дохода с продаж на колхозном рынке, да и торговать колхозник мог только по завершению выполнения хозяйством Госплана.

Слезы наворачиваются на глазах у стариков, когда показываешь им знакомые до боли бумажки, свидетельства беззакония и издевательства. Документы изобличают и просятся в музей на всеобщее обозрение!